Мультфильм Знаешь, мама, где я был?

Голос Левитана. Сообщение о нападении Германии на СССР.

Грузия, село Баноджа, 1941 год. Мать и отец прощаются с сыном, тот отправляется на фронт. Он летчик. Его самолет вступает в бой с тремя немецкими, сбивает один, но его тоже подбивают. Самолет с красными звездами на крыльях летит обратно, он горит, случается взрыв, летчик выпрыгивает из самолета с парашютом, но тот воспламеняется. Летчик камнем падает вниз.

Мать вешает на стену в своем доме фотографию летчика в траурной рамке. Она плачет на плече своего мужа.

Резо Габриадзе напевает грузинскую народную потешку «Знаешь, мама, где я был?», рисует на листке бумаги тушью.

Город Кутаиси, 1946 год. Мультипликация комментируется за кадром голосом Резо Габриадзе. Я был маменькиным сыночком, у меня был чистый воротник, я со всеми взрослыми говорил на «вы». По своему городу я передвигался как партизан, выскочу из подъезда, добегу до следующего, так и перемещался перебежками, чтобы дойти до школы без конфликтов. Время было послевоенное, люди еще не успели привыкнуть к мирной жизни, нервы у всех на пределе, беспризорники по городу стаями бродят. Люди считали, что пинки и щелчки – способ продолжения разговора. Однажды меня пнул ногой человек, который нес гроб.

Единственным спокойным местом была библиотека № 6, которая висела над рекой. Там на стенах были развешаны портреты людей, которые сделали что-то хорошее: Гомер, Данте, Руставели. Толстой висел, такой сердитый. В библиотеке двое серьезно занимались мировой литературой: я и Ипполит. Это была крыса. Ее актер по имени Ипполит облил кипятком, она стала заметной. Хвост у нее был фиолетовый, уши прозрачные. Ипполит занимался обложками, я – тем, что от книги оставалось. В библиотеке было две библиотекарши. Они по очереди становились, раздвинув ноги, над керосинкой и грелись.

В первой половине XX века я опоздал на урок. Учительница меня не пустила в класс. Она сказала три раза: и вообще. Я пошел вон, убитый горем. В коридоре висели портреты вождей: Ленина и Сталина. Ленин и говорит Сталину: сколько тут висим, он ни разу вовремя на урок не явился. Ленин так по балетному, пируэтом, спрыгнул со своего портрета. А Сталин сошел по стремянке, закурил трубку. Ленин стукнул меня пальцем по темени и говорит: его надо расстрелять. А Сталин ему возражает: нельзя так поступать с кадрами. А вы – мягкотелый интеллигент. Сталин снова возражает: я не мягкотелый, и я не интеллигент. Ленин говорит: расстрелять. И не надо вносить оппортунизм в партийную жизнь. Сталин говорит: не надо его расстреливать, он может кем-то стать. Может окончить что-нибудь, например, техникум. И станет электриком. Будет из него хороший электрик. Ну, может, не очень хороший. А я его в Сибирь сошлю. Он там девушку найдет. Она будет швея. У них будут дети. Трое. И город станет расти, и население увеличится.

На груди у Ленина – орден Ленина. Оттуда соскакивает маленький Ленин, босиком, прыгает мне на голову, снова со Сталиным спорит. А тот спрашивает: почему вы босиком? Вам партия две пары шведских туфель купила, вы что, их пропили? Мы там втроем с Надеждой Константиновной и Инессой Арманд. И все босиком. Сталин щелчком отправляет маленького Ленина на его место, в орден на груди Ленина большого. Вот вы там втроем и занимайтесь партийной жизнью. Я упал, потом ничего не помню.

Очнулся и слышу, как доктор говорит маме: Соня, он будет жить. Смотрю, а доктор ногой галошу ловит и так бочком из комнаты выходит.

Температура 38,5, что может быть слаще! Мама говорит таким сладким голосом, в школу ходить не надо, а папе со мной разговаривать запрещают. Это просто рай.

Резо снится, что он летит над полем боя на самолете, стреляет из пулемета в Гитлера. Тот прячется в танке, Резо приземляется, хочет бросить в танк гранату, но его будит мама.

Потом рай кончился: температуры стала 37,5, потом 36,6, как у всех людей. И меня с попутной арбой отправили в нашу деревню к дедушке и бабушке. Я взял с собой чемоданчик, маленький, как у боксера. А еще банку с загадочной надписью: «Халва».

По дороге мальчик собирает в банку окурки – в подарок дедушке, для его трубки. Особенно богатый урожай окурков удается собрать возле спортивного зала «Динамо»: в перерывах между тренировками все спортсмены выходят на улицу покурить.

Мы выехали на арбе на Белый мост. Вдруг за нами в абсолютной тишине появляется толпа. Это пленные немцы: ужасно одетые, полуголые, идут в полном молчании. Наши на них смотрят. Голодные – на голодных. Немцы перешли через мост и ушли в направлении нашей деревни.

Дорога в нашу деревню напоминает проход между задниками к балету. С одной стороны – задник к «Жизели». Но на таком заднике не хватает развалин дома и трех балеринок-столбов, с проводами-волосиками. А заднику «Лебединого озера» не хватает ржавого трактора и бочки с надписью 360 литров.

Я приехал к бабушке и дедушке. Мой дядя Георгий – их сын – погиб на фронте, он был летчик. Как по небу пролетит самолет – у бабушки и дедушки слезы на глазах. Бабушка обняла Резо, он вручил дедушке подарок – окурки в банке. Дедушка был суровым человеком, он ничего не сказал Резо, только кашлянул три раза. Он тоже воевал, еще в японскую войну.

На соседнем холме, который смотрит на наш холм, как в зеркало, колючая проволока, вышки. Там пленные немцы. Они строят бараки.

Интерьер в доме бабушки и дедушки очень трепетный. Меня дедушка пустил на свою тахту, а сам улегся на полу. А на стенке у тахты прямо на уровне моей головы – красота. Знаете, что такое красота? Это газета «Известия» с портретом Вячеслава Молотова. А под самым носом Молотова чуть-чуть надорвана бумага, нависает немножко над губой. И когда в доме дует сквозняк или ветерок (лучше ветерок) Молотов мне насвистывает, убаюкивает.

Резо снова снится война, он атакует Гитлера в белой черкеске, который, танцуя лезгинку, бросает в Резо кинжалы: чего ты ко мне пристал?

Стук в дверь. Это с соседнего холма пришел офицер внутренних войск: хозяин! К нему выходит дедушка. Офицер привел пленного немца. Офицер говорит, что пленный будет работать на дедушку и бабушку, с 8 до 19. Харчеваться он будет в лагере. Вот тут распишитесь. Дедушка не хочет расписываться за пленного. Это делает бабушка. Немец с таким умным лицом, этнограф или что-то вроде того. Бывший летчик. Он осмотрел все вокруг. В доме бабушки и дедушки была только одна настоящая стена. Они были погорельцы. Подлатывали дом разными подобранными вещами. Но тогда ненужных вещей не было. Бабушка пользовалась ступкой, в ней была трещина. Немец нашел где-то проволоку и стянул стенки ступки. Бабушка была довольна. А вот дедушка немца невзлюбил. Как только тот приходил, дедушка тут же уходил на огород. Немец увидел туалет. У него не было крыши и задней стенки. Там висел плащ какого-то геолога, уже истлевший. Немец поднял плащ – и что он там увидел? С одной стороны Казбек, с другой Аджария, Мингрелия. Еще он увидел Абхазию. Где-то на горизонте угадывается море. Немец увидел античный мир, так, как его видели Одиссей и Геродот.

Земля на участке дедушки и бабушки была с наклоном. На ней росло четыре дерева, груши. Одна ничего, вторая – иногда ничего. А еще два дерева – не понятно для чего.

Приехал на экскаваторе дальний родственник. Он был пьяный, отмечал, что ему экскаватор доверили. Он теперь может за минуту яму выкопать может. И выкопал. Дедушка сказал: отец его дурак был, он тоже дурак.

Почва там была аллювиальная, то есть глинистая. В яме собралась дождевая вода. Я засунул туда голову, а там жизнь какая-то зародилась, аминокислоты соединяются, бактерии всякие, микробы. Я там стал учиться плавать. Смотрю – а там такие маленькие кругляшки с хвостиками плавают. Вдруг к нам пришло что-то огромное и ужасное. В яму погрузилось, стало темно среди бела дня. Это был буйвол, ему тоже в воде освежиться захотелось. Я смотрю, он надулся. Потом из него в воду лепешка плюхнулась. Вот у всех организмов пир начался! Я выскочил из ямы и к бабушке побежал. Тоже проголодался.

Вечером дедушка сел во дворе, опустил ноги в таз с водой, набил трубку, закурил и говорит: вот так. Что – вот так? До сих пор не знаю.

Я уезжаю на попутной арбе в город, иду в школу, снова оканчиваю второй класс, снова температура, снова доктор говорит маме: он выживет, Соня.

Опять я на попутной арбе еду в деревню. На задниках появились изменения. На «Жизели» появился Кутаисский автозавод, исчез трактор (его нашли пионеры и сдали на лом). На «Лебедином озере» тоже труба появилась, из которой поднимается такой нежный белый дымок. Там жгут известь.

На соседнем холме немцы построили такие аккуратные бараки, разбили клумбы, посадили цветы. Еще они сделали музыкальные инструменты, играют музыку. В основном Гайдна. Мы на них смотрим и думаем: кто из нас живет за колючей проволокой?

Начались дожди. Здесь они иногда идут очень долго, несколько недель. Поднялся ветер, меня чуть не унесло ветром из дома, дедушка едва меня удержал. Крыша протекает. Дедушка рассердился, он вышел во двор и взял бревно. Он во время войны с Японией попал в какое-то племя, привез оттуда языческое дело. Бабушка начала ругать дедушку: не смей, я тебя в церковь больше не возьму, нехристь. Но дедушка ее не послушался. Он прикатил два ядра, расположил их возле бревна. Получился фаллос. Дедушка нацелил этот фаллос на тучи и стал говорить им что-то по-русски. Дождь прекратился, тучи рассеялись, появилось солнце. Немец видел, что сделал дедушка.

Я пошел к яме с водой, опустил туда голову. В яме пусто, нет там никакой жизни, никаких кругляшков с хвостиками. Вдруг ко мне подходит лягушка. Не узнаешь? Вместе плавать учились, я к тебе в ухо еще заплывал. Как говорил Марк Твен, лягушкам только образования не хватает, а так они все могут. Лягушка угостила меня «Казбеком», мы посидели, покурили, поговорили. Совсем как старики: как все изменилось, как трудно приспосабливаться к новой жизни.

Пришел немец. Он прорыл аккуратную канаву от туалета к дому, принес откуда-то трубы. Он нам объяснил, что туалет нужно дома делать, а не во дворе. Дедушка с этим не согласился. Он достал винтовку и начал стрелять в немца: войну проиграли, теперь хотите наши дома говном заполнить. А немец тоже боец опытный, зигзагами, перебежками от дедушки ускользнул.

Пришел офицер внутренних войск и сказал дедушке, если он будет к немцу обращаться иначе, чем на «вы», он его в Сибирь сошлет. Дедушка тогда совсем замолчал.

Вообще, жители деревни ходили скрюченными, потому что ночью до ветру ходили во двор, часто простужались, многие умирали от пневмонии.

Немец сделал туалет в доме, первым его испытал офицер внутренних войск. А дедушка так и продолжал ходит в туалет на улице. Он простудился и умер. Немец ему гроб сделал. Местные приходили на этот гроб посмотреть: гладкий такой, без единого гвоздя. Все удивлялись: и как мы у них войну выиграли?

Бабушка очень переживала, часто вспоминала дедушку, говорила, какой он был замечательный. Никто лучше него не мог ей воду лить на голову, когда она волосы мыла. Бабушка даже спрятала от себя таз, в котором дедушка ноги держал по вечерам, чтобы не расстраиваться.

Прошло какое-то время и пленных отпустили домой. Немец перед отъездом привел в порядок бабушкин дом, посадил во дворе цветы. А мне такой самокат сделал, что все мальчишки в Кутаиси мне завидовали. А сам он взял себе на память толькобанку дедушкину с окурками, на которой написано было «Халва».

Кутаиси. По радио сообщают о снижении цен на продукты питания. В открытом кинотеатре показывают «Мост Ватерлоо». Резо забирается на дерево, чтобы через забор увидеть эту картину. В это время мальчишки крадут его самокат.

Резо отправляется в библиотеку, где они вместе с Ипполитом изучают мировую литературу. Открывается дверь, и библиотекарша становится белой, как полотно. На пороге появляется человек без фаса, у него только профиль и шрам, спускающийся со лба через скулу куда-то вниз. Это Адрахия. Про него страшные истории в школе рассказывают, будто он всегда появляется, как призрак. Он подходит ко мне, кладет передо мной лист бумаги и карандаш. Я должен написать письмо Маргарите. По-грузински это – жемчужина. У нее лицо как из персика вырезано. Она самая культурная женщина в Кутаиси, сидит всегда у окна и ест вишню при помощи иголочки. Она вдова. Ее муж умер после ревизии, он был директором комиссионного магазина. Адрахия влюблен в Маргариту. Я должен написать для нее письмо. А у меня в указательном пальце заноза, она выходить начала, палец пульсирует от боли. И вот я должен написать письмо Маргарите. Я начал с того, что сравнил ее с газелью, у которой фиолетовые копытца. Это не я придумал, это образ из персидской поэзии. Потом я написал, что один мой глаз завидует другому, когда я на нее смотрю. Я написал письмо. Адрахия взял его и читает, губами шевелит. Как человек, который не очень много читает. Прочитал и спрашивает: тебя, наверное, мало били? У меня сердце скатилось в сандалию «Скороход», которая с дырочкой. И замерло. Бьется только мой забинтованный палец. Адрахияпродолжает: если тебя кто-то попробует бить, скажи мне. И продолжает по-русски: я тогда ему ручки-ножки выдерну и спички вставлю. Взял письмо и вышел. Так я открыл перед собой дверь в мир искусства.

Потом я с 13 до 20 лет учился в школе скульптора Валериана Мизандари, многому научился, стал художником. Потом был Тбилиси, где я был художником без прописки. Мои рисунки и тексты иногда публиковали в газетах, на последней полосе, рядом с выходными данными. Так я всю молодость и пробегал. Когда мне было 28, я не случайно зашел выпить пива, а потом случайно зашел в управление кинематографии. Меня отправили в Москву на курсы сценарного мастерства: дали бесплатный билет и обеспечили проживание до января в Москве. Так началась моя жизнь в кино. Прошло 12 лет. Я безработный, у меня семья и комната на окраине, из окна которой открывается вид на Казбек. Снова я не случайно отправлюсь за пивом. Рядом со мной останавливается машина главного архитектора Тбилиси. У тебя есть предложения по плану реставрации? Могу организовать театр марионеток. Почему я это сказал? Ведь никогда не занимался марионетками. Ладно, будет тебе театр.

И вот прошло лет 50 или даже больше. Приехал я в Кутаиси, брожу по городу. Ничего меня не трогает. Купил себе кепку – снова ничего не шевельнулось в сердце. Пошел я на Белый мост, решил плюнуть с него в реку. Плюнул. Опять ничего. Я фальшиво размышляю о том, что плевать в детстве с моста в реку – это совсем не то, что в старости. Вдруг вижу – идет по мосту человек с одним профилем. Привет, ты что, не помнишь меня? Он меня вспоминает: ты написал письмо Маргарите. Завтра исполняется пять лет со дня ее смерти. Он меня приглашает на поминки. На кладбище я знакомлюсь с их детьми. Девочка в отца, один профиль. А мальчик – в мать, лицо и губы словно из персика вырезаны. Оказывается, мое первое произведение лежит глубоко под землей, на грудипрекрасной Маргариты.Такова была ее последняя воля.

В Кутаиси снова идет дождь. Я вспоминаю бабушку, дедушку, немца. Интересно, как он там?

Германия, Висбаден, 1996 год. Немец сидит у себя в квартире. По телевизору сообщения о проливных дождях, вызвавших катастрофические наводнения: вода смывает дома, уносит машины. Прогнозы неутешительные, дожди будут идти еще десять, а то и двадцать дней. Правительство просит нацию сплотиться перед лицом стихии.

Немец выскакивает на улицу, сооружает из бревна и двух ядер фаллос, нацеливает его в небо и что-то говорит. Дождь прекращается, тучи расходятся, проглядывает яркое солнце.

Немец возвращается во двор перед своим домом погружает ноги в тазик, закуривает трубку дедушки. Звучит песня «Передай привет в Кутаиси».