Рецензия на фильм Земмельвейс от Александр Колесников

Биографическая кинолента о судьбе легенды акушерства и медицины в целом позволяет с горечью посмотреть, как же непросто приходилось врачу-новатору в середине XIX века, и лишний раз убедиться, что преобразователи, опередившие своё время, страдают гораздо чаще, нежели собирают заслуженные лавры. Открытие венгра Игнаца Земмельвейса, трудившегося в соседней, более богатой и, как считалось, просвещенной Австрии – что медикам необходимо мыть руки с хлоркой, в наши дни кажется чем-то само собой разумеющимся, но тогда доктору пришлось столкнуться с бюрократией в худших её проявлениях. Теория молодого варяга нарывалась на особо острое неприятие руководства больницы отчасти как раз потому, что он – иностранец. Это в России гуляет выражение «нет пророка в своём отечестве», находя постоянные подтверждения в различных сферах, а вот в Вене образца 1847 года, где происходят события фильма, предпочитали охать и ахать от процента смертности среди рожениц от так называемой родильной горячки, но не слушать единственного здравомыслящего медика. Ибо чужак, и он опасен! Ветеран венгерского кинематографа Лайош Кольтаи прославился благодаря многолетнему сотрудничеству с итальянским классиком Джузеппе Торнаторе, на фильмах которого был задействован в качестве оператора. «Легенда о пианисте» и «Малена» – эти очень разные, но одинаково гениальные картины, прекрасны, в том числе, и работой человека с камерой. Вероятно, успешный опыт и вселил в Кольтаи уверенность, что он дозрел до настоящего вызова – самому снимать кино о сложных трагедиях, в мирной и военной жизни. Что-то в расчётах постановщика пошло не так, поскольку, несмотря на умеренный успех двух его первых картин – «Без судьбы» и «Вечер», пауза до третьей растянулась на 16 лет. Ну что ж, зато «Земмельвейс» чуть не доехал до «Оскара» и предстал зрелой во всех отношениях работой внимательного автора, научившегося рассказывать, сопереживать и рассуждать – примерно в равных долях. Некоторая шаблонность в исполнении фильма, конечно, ощущается – байопики частенько ими грешат. И без традиционного восхваления личности исторической важности – тоже никак. Но если уж разбирать слабые места киноленты, то стоит покритиковать Кольтаи как раз за предсказуемость. Если появляется на экране симпатичная медсестра с тяжёлой биографией – то у героя, естественно, случится с ней роман. Если показывают нам самодовольного мерзавчика, присосавшегося как клещ к «телу» главврача, то, разумеется, он и будет основным противником благородного персонажа. Кольтаи даже не попытался удивить, его разделение на «плохих» и «хороших» предельно простое и очевидное, что отчасти можно объяснить влиянием эпохи. С те незапамятные времена, когда беременная женщина яростно отбивалась от препровождения в больницу – было не до тонкой психологической игры или хитроумных манипуляций. И тем не менее. Образ Земмельвейса в исполнении Миклоша Х. Вечей – это типаж настоящего рыцаря в сверкающих доспехах. Он может прикрикнуть на бестолковых помощников, он избегает внимания, в любой ситуации остаётся человеком науки и при этом – почти святой. За него хочешь не хочешь, а будешь переживать. Венгерский актёр наверняка ориентировался на коллегу Клайва Оуэна, солировавшего в «Больнице Никербокер», и если так, то Игнац – светлая версия того сумрачного гения, совершавшего медицинские чудеса в обстановке тотального хаоса. Мы видим благородного гуманиста, приверженца любви к жизни как таковой. На себя самого и на то, как заставляет он учащённо биться женские сердца, он будто не обращает внимания, и Миклошу веришь, в его красивых глазах сияет доброта, бескорыстная доброта. Настоящего Земмельвейса оценили в полной уже после его смерти, и соберись Кольтаи снимать фильм о последних годах гения – получился бы полноценный хоррор. Однако его биографическое творение пропитано жизнью, борьбой за новую жизнь, за спасение тех маленьких ангелочков, которым предстоит что-то привнести в этот несправедливый мир. Клишированное определение «спаситель» подходит венгерскому чудотворцу не меньше, чем безупречно отглаженный костюм. Не имеет значения, какими конкретно мотивами руководствовался Лайош Кольтаи, затевая эту поставку, но в ней нашлись все качества большого кино. Сентиментальная музыка композитора с забавным именем Аттила Пачаи укрепляет настроение фильма как тревожное, но оптимистичное. Аккуратно подобранные светофильтры не оставляют ни капли сомнения, что перед нами Вена образца середины позапрошлого века. Слово «аккуратный» вообще наилучшим образом характеризует всю картину. Великий врач оценил бы такой подход – нет никаких сомнений.